Сенсация, сенсация, сенсация в газете.
Там черной краской писано на фоне голубой,
Что, дескать, в эту пятницу, что, дескать, на рассвете,
Что Апина в Саратове покончила с собой.
Наверное, я подумала, какая то другая,
Возможно, что и Апина, но ясно, что не я.
Однако, напечатана, поклонников пугая,
Цветная фотография, не чья то, а моя…

А дома звонки, и звонки, и звонки.
Спасибо вам всем за цветы и венки.
Спасибо вам всем, но подумала я,
Подумала я: не дождетесь друзья...

А я звоню редактору, а я не удержалась,
А я кричу редактору: вся белая, как мел.
Что, дескать, я не мертвая, а он: какая жалость...
Я даже и не поняла, о чем он пожалел…
На этом я с редактором закончила беседу.
Немного слов потратила обидных и простых.
Теперь и не зовите - я в Саратов не поеду.
Хоть там парней на улицах так много холостых…

Sensation, sensation, sensation in the paper.
There it's written in black ink on a blue background,
That, say, this Friday, at, say, sunrise,
That Apina in Saratov committed suicide
Probably, I thought, some other,
Possibly, as Apina, but clearly, not as me.
However, printed, frightening fans,
A colour photo, not someone else's, but mine...

And at home are calls, and calls, and calls.
Thank you all for flowers and wreaths.
Thank you all, but I thought,
I thought: friends won't wait...

And I call the editor, and I don't hold back,
And I shout to the editor: it's all white as chalk.
That, say, I'm not dead, and he: what a pity...
I didn't even understand, what he regretted...
At this point I ended the conversation with the editor.
Few words were spent offensive and simple.
Now I don't call - I won't go to Saratov.
Even though there are so many single guys on the streets...